НИЖНЕ-ТЕРСКОЕ И ГРЕБЕНСКОЕ КАЗАЧЕСТВО НА ТЕРРИТОРИИ ДАГЕСТАНА: ПОИСК ПУТЕЙ ВЫЖИВАНИЯ
Глава I.Часть первая. Оглавление
К проблеме этногенеза терского казачества
Ю.Г. Кульчик З.Б. Конькова
Прежде, чем приступить к рассмотрению казачества данного региона, необходимо более четко обозначить его собственно как объект исследования.
Казачество Кизлярского и Тарумовского районов Дагестана, представляет собой исторически одно из звеньев Терского Казачьего Войска; именно здесь в низовьях Терека происходил генезис терского казачества. Таким образом, как нам представляется, трудность подхода к предмету исследования состоит в том, что необходимо сосредоточиться на гребенском, нижне-терском, кизлярском казачестве, при этом не выпуская основных моментов в истории развития всего терского казачества.
На начальном этапе в процессе формирования казачества на берегах Терека участие приняли новгородские ушкуйники - речные пираты. С XIV века они совершали походы по Волге с выходом в Каспийское море. Сохранились обстоятельные летописные повествования об их походах 1360, 1366 и 1375 годов: это были разбойничьи нападения с целью грабежа и захвата людей в плен с последующей перепродажей в рабство [4].
Здесь они были отнюдь не одни. Ранее в этих местах собиралась масса, весьма пестрая по своему этническому составу - хазары, арабы, татары, славяне. Необходимо сразу подчеркнуть, что вся жизнь возникавшего на берегах Терека казачества с самого начала была пронизана духом и практикой прочного, взаимовыгодного сотрудничества многонационального населения. Это «можно считать паспортной особенностью Кизлярского края на всем протяжении его истории»
В отношении происхождения терского казачества у исследователей нет единства. Многочисленные версии, порой мифологизированные, можно подразделить на следующие группы:
1. Чеченская (горская) версия генезиса терского казачества.
Согласно концепции исследователей С.Ц.Умарова, И.М.Саидова, А.И.Гапаева, терское, кизлярское казачество этнографически и антропологически близко к чеченцам. «Первые русские беглецы-раскольники, - пишет А.И.Гапаев, - попали к орстхойцам (гребенцам), жившим на обоих берегах р.Терека и на Сунженском хребте. Не имея земель, они вначале кормились за счет охраны многотысячных чеченских овечьих отар на зимних и летних пастбищах.
Это соответствует и народному преданию и указаниям историков о том, что в начале казаки не занимались хлебоводством». Пришельцы жили с чеченцами не только в горах, но и «в чеченских поселениях, существовавших между реками Кумой и Тереком до прихода калмыков на Северный Кавказ» - в Пумхе (Кумске), Мехатке (в устье Кумы), Невре (Науре), Дехвар Макане (Мекенской), Галане (Галинской) и др. «Среди казаков есть выходцы из всех основных тайпов, в т.ч. от голубоглазых дытнинцев и от шатойских тайпов. Тяжелое прошлое ослабило связь между родичами. Сейчас родственные связи с казаками сохранили в основном только Гуной и Варандой. Назову фамилии некоторых казаков гунойского происхождения только из одной станицы. В с.Червленной: Гришины, Асташкины, Гулаевы, Денискины, Велик, Тилик, Полушкины, Федюшкины, Филипченкины, Порамеревы, Кузины, Пронькины, Хановы, Андрюшкины, Курносовы, Рогожины (порядок расположения фамилий такой, как сообщил информатор Кузин Николай в 1947 году). Основателем станицы Дубовскои был чеченец из тайпы садой по имени Дуба... Представляет интерес и такой исторический факт: восставшие горцы под предводительством шейха Мансура подошли к Кизляру и осадили его (1785-86гг.). Основным населением города с момента основания были «чеченцы-немусульмане», из тайпы ококов, занимавшие весь центр и восточную часть города. Немногочисленные армяне и русские объявили нейтралитет. Попытки вождя восставших мусульман призвать ококов («свиноедов») к национальному самосознанию не увенчались успехом и дошедшие было до центра города чеченцы после упорного боя вынуждены были отступить. Их вынудили отступить соплеменники» [6].
Безусловно, казачество имело связи с горцами, в том числе и с чеченцами. Их регулярные контакты между собой привели к зарождению особого вида дружественных отношений - к куначеству. Кунаки были взаимно связаны долгом гостеприимства, и в каждой станице можно было встретить казачьи семьи, которые заводили друзей в горских аулах из числа местных крестьян и называли друг друга кунаками. Отношения между друзьями-кунаками были самые открытые и доверительные. Они часто приезжали друг к другу в гости, дарили подарки, а в случае надобности оказывали взаимную помощь во время сельскохозяйственных работ. Кунаки гордились своей дружбой и передавали ее детям, как «священный завет из поколения в поколение».
Специфические условия жизни зарождающегося казачества оказали существенное влияние на процесс его этногенеза и на особенности отношений между казаками и горцами. На Терек шли «волны» преимущественно представителей мужского пола. Жены казаков в основном были горского происхождения, причем большей частью женщины попадали в станицы не по добровольному согласию, а путем хищения. «Русские князья, - пишет А.Ф.Щербина, - женились на горских княжнах, а русская казачья вольница на Тереке и отчасти на Дону в первые времена своего существования буквально-таки добывала жен на Кавказе» [8]. Эти браки, по мнению экспертов, специально изучавших антропологические особенности терского казачества, «составляли в стародавнее время самое заурядное явление, и путем смещения образовался особый могучий тип гребенского казака и казачки, остатки которого и посейчас встречаются изредка. Поразительная физическая красота и крепость этого типа... общеизвестны» [9]. С другой стороны, заселение горцами казачьих станиц приводило к большему сближению казаков с соседями и к «переимчивости полезных особенностей у них», придавало отдельным из них колорит, особенно в укладе жизни, в обрядах, в песнях [10].
С усвоением материальной и духовной культуры появляется настоятельная потребность в изучении языка своих соседей. В каждой станице встречались казаки, свободно владевшие языком горцев и нередко служившие переводчиками при терских воеводах. Под влиянием постоянного общения с соседями в разговорной речи казаков стали появляться слова и целые выражения, заимствованные из местного лексикона. Это придало русской речи особенности в построении предложений, в произношении слов [11].
На этом, однако, «генетическое родство» вайнахов и остальных горцев с терскими казаками заканчивается. Нельзя согласиться ни с мнением отдельных ученых, ни тем более с претензиями определенных политических сил в Чечне на оба берега Терека, на громадное пространство вплоть до реки Кумы. Если взглянуть на карту кавказских земель, изданную С.Броневским в 1823 году, то мы обнаружим, что «мирные чеченцы» проживали исключительно на правом берегу Терека и Сунжи [12]. Никакого указания на их присутствие между Кумой и Тереком там нет. Наличие в Кизляре квартала с чеченскими («окоченскими») жителями не может быть истолковано как подтверждение того, что они были «основным населением с момента основания» города, и тем более играли решающую роль в какие-либо критические моменты истории Кизляра. Прав в этой связи профессор В.Б.Виноградов, подчеркивающий, что «ученым-историкам из числа горских народов - многовековых партнеров терского казачества - стоило бы более корректно и чутко реагировать на ситуацию в отечественной исторической науке и не осложнять ее легковесными догадками в области негативно-сказочной мифологизации изначальных страниц возможного славяно-вайнахского взаимодействия» [13].
Речь идет не об академических спорах, а о трансформации определенных фактов в идеологические стереотипы, разрушительно влияющие на массовое сознание и входящие в политическую практику. Как с беспокойством отмечалось в одной из резолюций Совета атаманов Ставропольского Краевого Союза казаков, «в ряде публикаций явно прослеживаются территориальные притязания... Причем территориальные притязания не подтверждаются никакими историческими документами... Наши предки испокон отличались терпимостью к иной вере и иной национальности. И сегодня отголоски этой старой традиции остались в наших фамилиях: Черкесовых, Калмыковых, Татариных, Грековых и т.д. Эти факты вряд ли кто может оспорить. Вместе с тем мы не можем не замечать искусственно подогреваемые националистические настроения определенной части населения Северного Кавказа. В связи с принятием суверенитета рядом автономных республик казаки на своей земле объявляются представителями «некоренного» населения» [14].
2. Скифско-хазаро-половецкая версия происхождения терскою казачества.
В середине 1960-х годов Л.Н.Гумилев проводил экспедиционные изыскания вдоль Терека, обследовав территории Наурского, Шелковского и Кизлярского районов. Тогда-то он и увлекся хазарской проблемой. Хазары, согласно его версии, жили в низовьях Волги, Терека и Дона, причем после гибели Хазарского каганата еще в X веке под ударами дружин русского князя Святослава они распались на две части. Одна из них успела переселиться за Дон и укрыться «на гребне», в горных хребтах к югу от Терека. Эти-то хазары-христиане и заложили основу будущего терско-гребенского казачества. Потомки бродников впоследствии сменили этноним: они стали называться казаками. Тесные связи с южно-русскими княжествами, русский язык, ставший обиходным, и православие, принятое еще в IX веке, позволили им войти в русский этнос в качестве одного из его субъектов [15].
Комментируя гумилевскую концепцию генезиса казачества, В.Б.Виноградов отмечал: «Все ли здесь бесспорно, весомо, доказательно? Вряд ли, даже наверняка - нет! Однако особенно сегодня, когда терско-сунженское (и иное) казачество переживает обнадеживающий и естественный подъем своего историко-этнического самосознания, никак нельзя умалчивать эту стройную и по многим признакам мотивированную версию» [16].
Безусловно, проблемы взаимодействия различных народов на громадных пространствах Евразии в далеком прошлом привлекают внимание многих исследователей. Однако, имеют место попытки представить генезис казачества в таких формах, которые по существу представляют собой не только фальсификацию фактов, но и несут опасный идеологический потенциал противопоставления тюркского и славянского мира. «Сотни лет, вплоть до появления Руси, от Дуная и южнее Москвы-реки,- пишет М.Аджиев, - лежали половецкие земли Дешт-и-Кипчак. Лежал, например, город Тула, где жили оружейники и ремесленники. Слово «Тула» по тюркски означает «колчан, набитый стрелами». Именно с колчанами, набитыми стрелами, уезжали отсюда воины-степняки...В XIII веке к нашему народу пришло новое имя -кумыки, раньше нас называли по-старому половцы или хазары, либо кипчаки или тюрки. Обилие названий не меняло сути, народ-то оставался тот же самый тюркский... Азовские походы Петра I завершили дело возведения новой Империи: Дешт-и-Кипчак потерял желание сопротивляться. И началось массовое обрусивание потерянных тюркоязычных. Болезненно и жестоко уничтожала Россия нашу тюркскую культуру, с кровью ломала ее, присваивая наши достижения и наших людей.. Сперва всех людей поверженого Дешт-и-Кипчака называли презрительно татарами - донские, белгородские, и всякие другие татары. Но тот, кто шел к русскому царю, волей высочайшего указа получал уже новое имя, не «поганый татарин», как остальные, а казак. Или русский... Казаки, именно они стали первыми обрусевшими половцами. Их, еще не Остывших и поэтому опасных, Россия сотнями, тысячами отправляла воевать и заселять завоеванные новые земли. Половцы-казаки с первых дней своей службы Российской короне не изменяли долгу, не бегали с поля боя - не могли изменять, не могли бегать, кровь не позволяла. С жестокостью народа, потерявшего историческую память, с почти детской доверчивостью, завоевывали они для своего «хозяина» Сибирь, Среднюю Азию, Малороссию, Кавказ -территории родных им племен и народов» [17]. В данной версии скорее обосновывается историческое противостояние тюркского и славянского миров, чем вскрывается специфика генезиса казачества, действительно в процессе своего формирования вобравшего в себя элементы многих этносов, в том числе и тюркского.
3. Волжско-донская версия происхождения терского казачества.
Одни исследователи, такие как российские историки В.П.Татищев, Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, И.В.Бентковский, считали, что возникновению казачества на Тереке способствовали казаки, проживавшие на Гребенских горах на Дону, и которые разрозненными группами бежали оттуда на Северный Кавказ [18].
Другие - И.Д. Попко, М.А.Караулов - подчеркивали, что в середине XVI века донское казачество из-за своей малочисленности не могло служить источником массового переселения казаков на Северный Кавказ, хотя и не отрицали возможности отдельных выходов туда казаков с Дона через «дикое поле». По их мнению, основной поток беглых людей шел на Терек по Волге и Каспийскому морю [19]. Очень часто при этом они ссылались на грамоту царя Федора турецкому султану, датированную 1584 годом, в которой отмечалось, что «на Тереке... живут казаки волжские, опальные беглецы, без государева ведома».
Москва, проводя политику централизации, объединения под скипетром царской власти всех российских земель, повторила в отношении Рязани те же меры, какие она предпринимала прежде в отношении других городов и княжеств: значительная часть населения была выселена в северные области, а освободившиеся плодородные земли раздавались местным и иногородним служилым людям. Вначале Московское правительство очистило центральную часть Рязанского княжества, а затем приступило к захвату окраинных земель, границы которых проходили по Средней Оке и по дальним берегам Дона и его притоков. В сферу «испомещения», т.е. раздела земли на поместья, попадали и земли рязанских казаков. Последних было решено выселить в Суздальские земли. Однако, возмущенные рязанцы отказались исполнять княжеский указ, и многие из них (молодые и небогатые), составив ватагу, отправились на юг, но «уже не самодурью, а обдуманно, с родом и племенем, у кого такие были» [21]. Они спустились по Хопру и Дону до Перволоки, затем вышли на Волгу и морем достигли устья реки Терека.
Данная концепция, как в своем донском, так и в волжском варианте, безусловно отражает значимость миграции на Северный Кавказ масс русских людей. Однако, на наш взгляд, эта версия несколько механистична. Уж слишком просто было бы объяснить генезис казачества исключительно миграционными процессами.
Не отрицая полностью ни одной из трех указанных выше версий происхождения терского казачества, мы вместе с тем настаиваем на положении о полиэтнической природе его генезиса.
В XIV-XVIвв. в низовьях Терека возник разноплеменный конгломерат «вольных людей», в силу самых различных причин покинувших свои родные места, строивших так называемые «городки» и промышлявших рыболовством, охотой на тюленей, птицу в устье Терека, а также «молодечеством», морским разбоем на Каспии. Их излюбленным местом был остров Чечень, который давал возможность контролировать зону интенсивных морских трасс. Эти люди не были оседлыми, не вели домашнего хозяйства, более того очень немногие имели семьи. Они собирались небольшими ватагами, ютились в землянках по лесным предгорьям, в надежных прибрежных местах, на поросших камышом островах.
Разноплеменный конгломерат постоянно пополнялся, причем главным образом людьми с Севера, из близлежащей Астрахани, населением, склонным к оседлому образу жизни. После падения Казани и Астраханского ханства приток людей с берегов Волги настолько усилился, что, вероятно, количество перешло в качество: неизбежно часть всей этой голытьбы должна была найти себе более основательное занятие уйти в глубь северо-восточного кавказского региона и начать вести земледельческое хозяйство. То обстоятельство, что миграцию часто связывают с атаманом Андреем Шадрой, возглавившим после взятия Казани несколько сотен волжских и донских казаков, не меняет общей картины [22].
Будучи людом разбойным, они место своего пребывания выбрали сначала укрытое, горное, труднодоступное на правом берегу Терека, Согласно одному из уникальных документальных свидетельств середины XVIII века, они поселялись и за «Тереком в гребнях (т.е. в горах), и в ущельях, а именно в урочищах Голаго гребня, в ущелье Павлавом, при гребне, и ущелье ж Кашланавском, и при Пименавском дубе, который и доныне ниже Балсур или Ортан реки, при Тереке реке ж, по коим местам Гребенскими казаками и проименовались». Однако, казаки прожили здесь не более ста лет. Позднее они ушли на левый берег Терека, с одной стороны, «по частым и усильным на них тамо от соседственных горских народов нападением и причиняемым им всегда беспокойствам, со ущербом людей и скота» [23], с другой, - гребенское население уже забыло свое вольное «корсарское» прошлое и стремилось обосноваться на тех землях, где можно было более эффективно заниматься земледелием или все тем же привычным для них рыболовством [24]. На протяжении восьмидесятикилометровой линии возникают пять казачьих городищ - Червленая, Щедринская, Новогладская, Старогладская и Курдюковская. Именно здесь стали формироваться собственно терско-казачьи традиции строительства, убранства домов, одежды, приготовления пищи, семейного воспитания и т.д.
Так, в низовьях Терека, в силу целого ряда исторических причин на рубеже XVI века возник народ, обладающий собственным социально-экономическим укладом, обычаями и традициями, собственным говором (диалектом) и, главное, самосознанием [25].
Необходимо подчеркнуть еще одно обстоятельство, которое при современных политических дискуссиях должно иметь определенное значение: появление казачества на Тереке не было связано с вытеснением какого-либо населения Дагестана или Чечни, захватом земель или другими насильственными действиями. Это были территории, которые практически не обживались со времен падения Хазарского каганата, т.е. с X-XI вв. Казаки заселяли, обустраивали, обрабатывали пустые земли, о чем свидетельствуют археологические исследования в этом районе.
В настоящее время казачеству упорно навязывается давно сложившийся стереотип об исключительно сословной природе его происхождения. История терского казачества показывает, что оно как этническая группа возникло задолго до того, как Русское государство сделало взаимодействие с казаками одним из важнейших элементов своей политики.
Казачество сформировалось на Северном Кавказе как специфический этнос, который с полным основанием следует отнести к числу коренных народов региона. Лишь позднее в силу исторических условий оно обрело и сословный характер. Тот факт, что вплоть до 1723 года все отношения Русского государства с казачеством шли только через Посольский приказ, свидетельствует о том, что на протяжении двух столетий историку политические партнеры казачества рассматривали его как отдельный народ, как самостоятельный субъект международной политики, а не как сословие, беспрекословно выполнявшее указания государства не как слепое орудие его внутренней политики [26].
Еще менее под понятие сословие подпадает та часть «вольных людей», которая не ушла «на гребни», а продолжала жить до начала XYII века в крошечных селениях, в прошлом городках, по берегам южных рукавов Терека, занимаясь промыслом тюленя и рыбы. Дальнейшая судьба этого казачества трагична: оно активно участвовало в восстании Ивана Болотникова (1606-1607) и в крестьянской войне под предводительством Степана Разина, особенно в его походах «за зипунами» на Каспийском море (1667-1669). Следствием этого было обезлюденье и, в конечном счете, слияние этой группы казачества с другими [27]. Количественная убыль быстро пополнялась выходцами с Руси, Дона, Кубани, Кабардой, черкесами, окоченскими татарами, поляками, грузинами, армянами, украинцами.
Служилым сословием терское казачество становится позднее, уже в XVII веке, когда в силу его расположения на окраине Российского государства произошло осмысление им и Россией общности судеб, когда завязалось их тесное взаимодействие путем согласования интересов и поддержания мира на границах государства. Терские гребенцы начали службу Ивану Грозному в 1577 году. Отсюда в русской армии считалось старшинство Кизлярово-Гребенского полка. Тогда же царь признал за ними право на берега реки Терек [28].
Если в начале XVII в. денежное и хлебное жалование получали 500 гребенских казаков, то в 1623 году только одних атаманов на государевой службе на Тереке было уже около 30, что свидетельствует об интенсивном «огосударствлении» казачества и о процессе формирования служилого сословия. Тем не менее по свидетельству историка И.И.Попко, еще «многие десятилетия осуществляется казачье самоуправление, выборность кругом всего своего управленческого состава... Все дела, распорядительные и судебные, разбирались и решались в вечевом «войсковом кругу», в котором всякий совершеннолетний казак имел право голоса, не ограниченное никаким цензом. Войсковой круг изрекал постановления и правила, дозволения и запрещения, обязательные для каждого из членов войскового общества. Круг произносил гражданские и уголовные решения и сам же немедленно приводил их в исполнение всем миром, не имея ни приставов, ни палачей. Трибуна и эшафот, можно сказать стояли рядом, без малейшего промежутка».
Войсковой круг избирал войсковых лиц на годичный срок. Предусматривались следущие должности:
-войскового атамана - временного князя войска, ограниченного советом старейшин и ответственного перед войсковым кругом. Степень личной его власти зависела от полномочий, представленных ему войсковым кругом, а символом его достоинства была «насека войскова - жезл, приличным образом оправленный»;
-войскового есаула, разносителя по войску распоряжений войскового атамана, наблюдателя за повседневным исполнением распорядков, объявленных войсковым кругом;
-войскового хорунжия или знаменщика, хранителя войсковой хоругви, выносившего ее в войсковой круг перед лицом атамана и отправлявшегося с нею в поход [29].
Вольное казачество на Тереке в отличие, к примеру, от донцов, Долгое время не имело единого центра - войсковой столицы. Управленческую роль играли те казачьи городки, чьи станичные атаманы становились во главе войска. Казачья община на Тереке внешне являлась военной дружиной, а внутренне всегда оставалась соседской сельской общиной [30].
В 1720 году гребенские казаки, а позже и терцы поступили в ведение военной коллегии. Первоначальный срок службы был определен в 30 лет, а затем сокращался в 1856 году до 25 лет, в 1864-м - до 22-х, в 1891 - до 20.
Служилый состав Терского казачьего войска разделялся на три разряда:
1) приготовительный - срок службы три года. Призывались молодые люди, достигшие восемнадцатилетнего возраста. В этот период они проходили подготовку в своих станицах и на лагерных сборах;
2) строевой - 12 лет. В 21 год казаки призывались на действительную службу, которую в мирное время несли от 3 до 4 лет. Затем люди увольнялись на льготу с обязательством иметь обмундирование, вооружение, снаряжение, строевых лошадей и являться на лагерные двухнедельные сборы для практических занятий;
3) запасный - 5 лет. По достижению 33 лет казаки призывались на службу только в военное время. В возрасте 38 лет увольнялись в отставку [31].
Терско-гребенское, кизлярское казачество участвовало во многих военных кампаниях России: в боях под Чигириным в 1677 году, в азовском походе 1695 года, персидском походе Петра I в 1722 году, в крымской кампании 1788-1791гг., войне с Персией и Турцией 1826 и 1878гг., в походе на Кушку 1885 года, русско-японской войне 1904-1905гг., первой мировой войне [32].
Однако, основным занятием, требующим каждодневных усилий и жертв, было несение службы непосредственно на Кавказе. Это многие десятилетия определяло жизнь и быт всего терского казачества. Особенно с 70-х годов XVIII века, когда сформированная Россией Кавказская линия укреплений приобрела исключительно военный характер.
Казачьи станицы соединялись между собой кордонной линией, где через 2-2,5 версты располагались сторожевые посты. На казаках лежала обязанность нести службу на постах, чинить дороги, строить мосты, поддерживать укрепления крепостей, заготовлять лес для строительства, проводить земляные работы. По словам И.И.Попко, «жизнь линейной казачьей станицы сжата, скучена до крайности. В ней ночует, а когда на линии тревожно, то и днюет весь станичный скот. С захождением солнца и люди и четвероногие - все убирается под защиту станичной ограды... В опустелом поле тихо и осторожно проедет вооруженный, закутанный в бурки и башлыки, ночной разъезд, да проскочит почта, окруженная лихим конвоем. Да там же, около речного берега, заляжет невидимый секрет... Но вот уже прошла ночь, наступил день, однако ж никто из станицы не выедет и скота не выгонит, пока не прибудут утренние разъезды, и объявят, что опасности не предвидится. Но предвидеть ее так же трудно, как и перемену погоды... В силу такого правила казак ни в какую работу и ни в какую поездку не отправлялся без оружия» [33].
Именно на Тереке, «на линии на линеюшке, на распроклятой сторонушке», как говорилось в одной старинной казачьей песне, шла наиболее напряженная служба: «тут тоже шел бой; тяжелый непрерывный, домашний бой, к которому казаки привыкли». Самыми трудными для них были годы Кавказской войны (1824-1859). Эти тридцать пять лет подорвали мощь кизлярского казачества, обезлюдили Нижний Терек (еще в начале XX века в гребенских станицах женщин было значительно больше, чем казаков) [34].
С созданием Кавказской линии военно-стратегические задачи заставили российское командование пойти на свертывание демократических начал в войсковой жизни казаков. В 1819 году генерал А.П.Ермолов в Кизлярском и Гребенском войске отменил выборные должности войскового и столичных атаманов и стал назначать офицеров из регулярных войск. В офицеры производилась и часть казачих старшин. Терское казачье войско в начале XIX века окончательно потеряло остатки внутреннего самоуправления и превратилось в военно-служилое сословие.
До начала 60-х годов XIX века Кавказская линия представляла собой территорию от Черного до Каспийского моря. Разделялась она на следующие части: черноморская береговая линия составляла правый фланг; в центре размещалось управление владикавказского коменданта; левый фланг объединял земли Моздокского, Гребенского, Семейно-Кизлярского полков, Большую и Малую Чечню. Подразделялся левый фланг на две линии: Сунженскую и Терскую, которая начиналась от границ Кизлярского полка и шла до Каспийского моря. Все посты на линии содержались казаками.
Исключительную роль в становлении северо-кавказской границы России сыграли возникшие города Терки (1588), Кизляр (1735), Моздок (1763) и целая россыпь «государевых» острогов и крепостей вдоль Терека.
В системе Кавказской укрепленной линии большое значение имел Кизляр. Он возник на реке Терек, в конце XVI века. В 1735 году Кизляр был укреплен и стал пограничной крепостью со статусом города. Это - старейший русский город на Кавказе и самый старый из всех ныне существующих городов Северного Кавказа. В XVIII - первой половине XIX века он являлся главным военно-политическим центром России в регионе и его долгое время называли даже «русской столицей на Кавказе» [36].
В начале XIX века в Кизляре (без уезда) насчитывалось более 100 предприятий, в том числе два казенных шелковых завода, 11 сафьяновых, два красильных, 50 виноградно-водочных (к 1819г. число последних возросло до 72), 8 кожевенных, 2 шорных, одно мыловаренное производство, слесарные мастерские и др. Кроме того, здесь имелось 12 фабричных станов по изготовлению щелковых тканей, на которых работало 40 человек. Всего на предприятиях и виноградниках Кизляра в том же году было занято 4120 постоянных рабочих, из них 2508 мужчин и 1612 женщин [37]. Как главный экономический центр региона, Кизляр (вместе со всем уездом) привлекал многих представителей северо-кавказских народов и прежде всего горцев, нанимавшихся здесь на временные работы.
Кизляр был крупным центром торговли. На его базары приезжали купцы из Дагестана, Армении, Азербайджана, Грузии, Средней Азии, Персии, Турции, Индии и других стран. В Кизляре для «всегдашней продажи» было три больших рынка: армянский, татарский и русский. Для купцов здесь были построены гостиные дворы - караван-сараи, юстоянная (ежедневная) «внутренняя торговля» производилась также в лавках и магазинах, которых, например, в 1803 году в Кизляре насчитывалось 250 [38].
Кизляр имел тесные экономические связи с чеченскими ремесленными и торговыми пунктами (Старый-Юрт, Большой Чечен, Старые Атаги и др.). Для горцев сбыт своих товаров был насущной необходимостью. Они торговали на ярмарках Терского города и Кизляра бурками, войлоком, скотом, арбами, получая в обмен соль, порох, холст, шелковые и бумажные ткани как восточного, так и российского производства. Дорогие ткани, приобретенные в городах Терки и Кизляре, использовались для изготовления праздничной одежды. Таким образом, благодаря этим городам, горные общества более интенсивно имели возможность торговать с соседними народами и приобретать товары [39].
Кизляр уже в первые десятилетия своего существования планировался Российским государством как пункт наиболее интенсивного не только экономического, но и социального, культурного взаимодействия многих народов.
В первые годы царствования Екатерины II для усиления Кизлярского края сенат считал целесообразным поощрять переселение «всякой нации людей, т.е. чеченцев, кумык, других из горских народов и нагайцев,...а для размножения шелку и мануфактур - о дозволении селица и всех христианских наций людям, как-то: грузинам, армянам.и другим... располагая их селения по реке Тереку между новой крепостью Моздок и Гребенского казачьего Червленного городка» [40]. Это распоряжение перекликается с более ранним «Ордером» В.Я.Левашова, который, будучи главнокомандующим российскими войсками на Кавказе при Анне Иоановне, наставлял полковника Юрлова в том, как расселить жителей: «На берегу реки Терека до потоку реки Прорвы - базар и терских дворян, и казаков, и новокрешенных, и грузинская, и армянская, и окоченская слободы поселены быть надлежат... Строиться по чертежу, а прихотничать и излишней земли захватывать никого не допущать» [41].
Посетивший Кизляр в 1772 году академик И.А.Гильденштедт отметил расселение жителей города по 8 кварталам:
1) армянский квартал - Арментир-армянская слободка, 2) грузинский квартал - Курце-аул-грузинская сло
|
